ВЫШИНСКИЙ Андрей Януариевич (28.11.1883–22.11.1954), гос. деятель, академик АН СССР (с 28.1.1939), лауреат Сталинской премии (1947). Сын аптекаря.

Окончил юрид. ф-т Ун-та Св. Владимира (Киев; 1913).

С 1903 чл. РСДРП, меньшевик. В 1902 исключен из ун-та, а в 1909–10 отбывал заключение в крепости за рев. деятельность. В 1913 оставлен при ун-те для подготовки к званию проф., но вскоре уволен за полит. неблагонадежность.

С 1913 преподаватель истории, рус. и латинского языков в бакинской гимназии. В 1915–17 пом. присяжного поверенного в Москве. После Февр. рев-ции 1917 занял пост пред. 1-й Якиманской районной управы и нач. милиции Замоскворецкого р-на.

На этом посту В. по должности подписал приказ по району об аресте В.И. Ленина и Г.Е. Зиновьева и распубликовал его.

В 1917–18 сотрудник Моск. гор. прод. к-та. В 1919–23 зав. отделом учета и нач. Упр. распределения Наркомата продовольствия РСФСР. С 1920 чл. РКП(б). Одноврем. в 1921–22 декан экон. ф-та Моск. ин-та нар. х-ва им. К. Маркса и проф. Моск. гос. ун-та. В 1923–25 прокурор уголовно-следственной коллегии Верх. суда СССР. В 1925–28 ректор МГУ. В 1928–31 чл. Коллегии Наркомата просвещения РСФСР. В мае 1931 – июне 1933 зам. наркома юстиции РСФСР и прокурор РСФСР.

С июня 1933 зам. прокурора, а в марте 1935 – мае 1939 прокурор СССР. Был пред. Спец. присутствия Верх. суда по фальсифицированным Шахтинскому делу (1928) и по делу «Промпартии» (1930). Выступал как государственный обвинитель на от начала до конца фальсифицированных НКВД политических процессах 1936–38. С 1939 чл. ЦК ВКП(б). 31.5.1939–15.5.1944 зам. пред. СНК СССР, одноврем. с 6.9.1940 по 1946 1-й зам. наркома иностр. дел СССР.

С марта 1946 зам., с 4.3.1949 мин. иностр. дел СССР. Курировал (а фактич. направлял) работу сов. обвинения на Междунар. Нюрнбергском воен. трибунале над гл. воен. преступниками. Автор большого числа работ по теории уголовного процесса. В них В. юрид. обосновывал положение об усилении классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму и, как следствие, усилении преследования антисоветских элементов.

Разработал теорию о признании обвиняемого, подозреваемого в государственных преступлениях как решающем доказательстве его вины.

С 16.10.1952 кандидат в чл. Президиума ЦК КПСС. Сразу после смерти Сталина, 5.3.1953 В.М. Молотов вновь занял пост министра, а В. 6.3.1953 выведен из Президиума ЦК и понижен до 1-го его зам. и назначен постоянным представителем СССР в ООН. Урна с прахом погребена в Кремлевской стене на Красной площади в Москве. Был женат (с 1903) на Капитолине Исидоровне Михайловой (1884–1973).   

***

Андрей Януарьевич Вышинский (польск. Andrzej Wyszyński; 10 декабря 1883 года, Одесса — 22 ноября 1954 года, Нью-Йорк) — советский государственный деятель.

Член РКП(б) с 1920 года, член ЦК ВКП(б) (с 1939 года), кандидат в члены Президиума ЦК КПСС (1952—1953). Член ЦИК СССР 7 созыва, депутат Верховного Совета СССР 1, 2, 4 созывов. Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза (14 июня 1943).

Доктор юридических наук (1936). В 1925—1928 годах ректор Московского государственного университета. Академик АН СССР (1939).

Биография

Отец, выходец из старинного польского шляхетского рода Януарий Феликсович Вышинский, был провизором; мать — учительницей музыки. Вскоре после рождения сына семья переехала в Баку, где Андрей окончил первую мужскую классическую гимназию (1900).

В 1901 году поступил на юридический факультет Киевского университета, но окончил его только в 1913 году (так как исключался за участие в студенческих беспорядках), был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию, но отстранен администрацией как политически неблагонадежный. В марте 1902 года отчислен из университета без права повторного поступления, попал под полицейский надзор. Возвратился в Баку, где в 1903 году вступил в меньшевистскую организацию РСДРП.

В 1906–1907 годах Вышинского дважды арестовывали, однако вскоре освобождали за недостаточностью улик. В начале 1908 года был осуждён Тифлисской судебной палатой за «произнесение публично противоправительственной речи».

Отбыл год лишения свободы в Баиловской тюрьме, где близко познакомился со Сталиным; существуют утверждения, что некоторое время они сидели в одной камере.

Баиловская тюрьма  — Бывшая губернская тюрьма (с 1880-х гг.), в последующем - Следственный изолятор №1, расположенный в поселке Баилово города Баку. Известна тем, что во времена Российской империи в ней содержались знаменитые революционеры, а также как место содержания и казни смертников (с 1920-х гг.).

Интересные факты

• В марте-ноябре 1908 года и в марте-сентябре 1910 года в Баиловской тюрьме содержался Сталин. Впоследствии его камера №39 была музеем, а после развенчания культа личности, все равно оставалась местной достопримечательностью.

• Сталин был первым, кому удалось успешно бежать из этой тюрьмы. Второй успешный побег был осуществлен 10 смертниками путем подкопа в ночь на 1 октября 1994 г.

• С 1929 по 1998 г. здесь размещались смертники. Последние расстрелы были произведены в феврале 1993 г., после чего на исполнения смертных приговоров был наложен неофициальный мораторий. Из-за несполнения приговоров, к моменту отмены смертной казни в феврале 1998 г. в 16 камерах с лимитом 36 мест содержались 128 смертников.

По окончании учёбы в университете (1913) преподавал в Баку в частной гимназии русскую литературу, географию и латынь, занимался адвокатской практикой. В 1915—1917 годах помощник присяжного поверенного по Московскому округу П. Н. Малянтовича.

После февральской революции 1917 года был назначен комиссаром милиции Якиманского района, тогда же подписал «распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина».

В 1920 году Вышинский вышел из меньшевистской партии и вступил в РКП(б).

В 1920—1921 годах преподаватель Московского университета и декан экономического факультета Института народного хозяйства имени Плеханова.

В 1923—1925 гг. — прокурор уголовно-следственной коллегии Верховного суда СССР. Выступал в качестве государственного обвинителя на многих процессах: Дело «Гукон» (1923); Дело ленинградских судебных работников (1924); Дело Консервтреста (1924).

В 1923—1925 годах прокурор уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР и одновременно профессор I МГУ по кафедре уголовного процесса.

В 1925—1928 годах ректор Московского государственного университета (тогда — 1-й Московский государственный университет). «Лекции по общим юридическим дисциплинам на младших курсах читал Андрей Януарьевич Вышинский, который был ректором университета. Естественно, тогда и подумать никто не мог, что этот умнейший преподаватель и блестящий лектор превратится в грозного прокурора Союза ССР», — вспоминал бывший тогда студентом МГУ М. С. Смиртюков.

Выступал как государственный обвинитель на политических процессах. Был представителем специального присутствия Верховного суда по Шахтинскому делу (1928), по делу Промпартии (1930). 6 июля 1928 года 49 специалистов Донбасса были приговорены к различным мерам наказания Верховным судом СССР под председательством Вышинского.

В 1928—1930 годах возглавлял Главное управление профессионального образования (Главпрофобр). В 1928—1931 гг. член коллегии Наркомата просвещения РСФСР. Заведовал учебно-методическим сектором Наркомпроса и замещал председателя Государственного учёного совета.

1931—1935 годы

С 11 мая 1931 года — прокурор РСФСР, с 21 мая того же года также заместитель наркома юстиции РСФСР.

С июня 1933 года заместитель, а с марта 1935 года по май 1939 года — Прокурор СССР. Потребовал пересмотра решения о высылке из Ленинграда, состоявшейся после убийства Кирова, бывших дворян, сенаторов, генералов, интеллигенции, лишённых политических и гражданских прав. Большинство вернулись в Ленинград, их восстановили в правах. Добился отмены судебных приговоров по закону от 7 августа 1932 г. (так называемый закон «о трёх колосках»). Настоял на пересмотре дел инженеров и техников угольной промышленности, проходивших по Делу Промпартии, их реабилитации.

Распространённая легенда, согласно которой Вышинский утверждал, что признание обвиняемого является лучшим доказательством, — действительности не соответствует. В своей главной работе он декларировал обратный принцип:

С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьёзным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum). К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлечённого к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом.

Поэтому обвиняемый в уголовном процессе не должен рассматриваться как единственный и caмый достоверный источник этой истины. Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно «признательные» объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — ещё хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них. Несомненно, следствие может только выиграть, если ему удастся свести объяснения обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства, устранение которого из дела неспособно оказать сколько-нибудь решающего влияния на положение и устойчивость основных установленных следствием фактов и обстоятельств. Это положение, как нам кажется, является одним из важнейших методологических правил, строгое применение которого чрезвычайно облегчает задачи следствия, ускоряет развитие следственных действий и гарантирует следствию значительно больший успех, чем это может быть при отказе от руководства этим правилом.

Однако будучи официальным обвинителем на сталинских политических процессах 1930-х годов, Вышинский считал принцип «сведения объяснений обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства» неприменимым к обвиняемым в участии в заговорах и участии в контрреволюционных организациях по следующим причинам:

Однако не следует это правило понимать абстрактно, отвлекаясь от конкретных особенностей того или другого уголовного дела, особенно же такого, в котором участвует несколько обвиняемых, связанных к тому же друг с другом в качестве сообщников. В таких делах вопрос об отношении к объяснениям обвиняемых, в частности к таким их объяснениям, которыми они изобличают своих сообщников, соучастников общего преступления, должен решаться с учётом всего своеобразия таких дел — дел о заговорах, о преступных сообществах, в частности, дел об антисоветских, контрреволюционных организациях и группах. В таких процессах также обязательна возможно более тщательная поверка всех обстоятельств дела, — проверка, контролирующая самые объяснения обвиняемых. Но объяснения обвиняемых в такого рода делах неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств. Это объясняется самими особенностями этих обстоятельств, особенностями их юридической природы. Какие требования в делах о заговорах следует предъявить к доказательствам вообще, к объяснениям обвиняемых как доказательству в частности? В процессе по делу антисоветского троцкистского центра обвинитель говорил: «Нельзя требовать, чтобы в делах о заговоре, о государственном перевороте мы подходили с точки зрения того — дайте нам протоколы, постановления, дайте членские книжки, дайте номера ваших членских билетов; нельзя требовать, чтобы заговорщики совершали заговор по удостоверению их преступной деятельности в нотариальном порядке. Ни один здравомыслящий человек не может так ставить вопрос в делах о государственном заговоре. Да, у нас на этот счет имеется ряд документов. Но если бы их и не было, мы все равно считали бы себя вправе предъявлять обвинение на основе показаний и объяснений обвиняемых и свидетелей и, если хотите, косвенных улик…». И дальше: «Мы имеем в виду далее показания обвиняемых, которые и сами по себе представляют громаднейшее доказательственное значение. В процессе, когда одним из доказательств являлись показания самих обвиняемых, мы не ограничивались тем, что суд выслушивал только объяснения обвиняемых; всеми возможными и доступными нам средствами мы проверяли эта объяснения. Я должен сказать, что это мы здесь делали со всей объективной добросовестностью и со всей возможной тщательностью». Таким образом, в делах о заговорах и других подобных делах вопрос об отношении к показаниям обвиняемого должен быть поставлен с особой осторожностью как в смысле их признания в качестве доказательства, так и в смысле отрицания за ними этого качества. При всей осторожности постановки этого вопроса нельзя не признать в такого рода делах самостоятельного значения этого вида доказательств.

А. Я. Вышинский… 4 февраля 1936 года направил личное письмо председателю Совнаркома В. М. Молотову, в котором обращал внимание на неправомерность и нецелесообразность действий Особого совещания, год спустя, выступая на Февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б), он резко критиковал действия органов НКВД, возглавлявшегося Г. Ягодой, по расследованию политических дел. Вышинский отмечал незаконные методы принуждения к признанию обвиняемых и невозможность вынесения материалов такого следствия в суды. Основным недостатком в работе следственных органов НКВД и органов прокуратуры Вышинский считал «тенденции построить следствие на собственном признании обвиняемого. Наши следователи очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину.

Правда, ни письмо А. Я. Вышинского В. М. Молотову, ни его выступление на Пленуме, судя по репликам из зала, поддержанное членами Пленума ЦК, не имели практического результата.

1936—1938 годы

Выступал как государственный обвинитель на всех трёх Московских процессах 1936—1938 годов.

Некоторые исследователи считают, что по всей видимости, А. Я. Вышинский, всегда поддерживающий политические решения руководства СССР, в том числе репрессии 1930-х годов (Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП (б) 1937 г. идеологически обосновал развёртывание репрессий во всём обществе), выступил с критикой действий Г. Ягоды в связи со скорым исключением того из ВКП(б) и арестом в апреле 1937 года.

На политических процессах 1930-годов обвинительные речи Вышинского отличались особой грубостью, были наполнены резкими высказываниями, оскорбляющими честь и достоинство подсудимых — в частности, по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра, делу антисоветского троцкистского центра, делу антисоветского «право-троцкистского блока». Почти все обвиняемые по этим делам впоследствии были посмертно реабилитированы за отсутствием в их действиях состава преступления (Сокольников Г. Я., Пятаков Г. Л., Радек К. Б., Рыков А. И., Зиновьев Г. Е., Бухарин Н. И. и др.). Было установлено, что следствие по данным делам опиралось на сфальсифицированные доказательства — самооговоры обвиняемых, получаемые под психологическим и физическим воздействием (пытками).

Вся наша страна, от малого до старого, ждёт и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять как поганых псов!…Пройдёт время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа. А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождём и учителем — великим Сталиным — вперёд и вперёд к коммунизму!

Во время «Большого террора» 1937—1938 годов Вышинский и нарком внутренних дел Н. Ежов входили в состав Комиссии НКВД СССР и прокурора Союза ССР (так называемой «верховной двойки»[источник не указан 70 дней]), которая рассматривала во внесудебном порядке дела о шпионаже в рамках национальных операций НКВД. На практике в центральный аппарат НКВД СССР поступали так называемые альбомы (справки по делам), рассмотрение которых было перепоручено нескольким начальникам отделов (не видевших самих следственных дел). За вечер каждый из них выносил решения по 200—300 делам. Список приговорённых к расстрелу и заключению в ИТЛ затем перепечатывался набело и подавался на подпись Ежову, после чего с курьером отправлялся на подпись Вышинскому. Так, 29 декабря 1937 года Ежов и Вышинский, рассмотрев списки на 1000 лиц латышской национальности, приговорили к расстрелу 992 человека.

Переводчик В. М. Бережков в своей книге писал:

Вышинский был известен своей грубостью с подчинёнными, способностью наводить страх на окружающих. Но перед высшим начальством держался подобострастно, угодливо. Даже в приёмную наркома он входил как воплощение скромности. Видимо, из-за своего меньшевистского прошлого Вышинский особенно боялся Берии и Деканозова, последний даже при людях называл его не иначе как «этот меньшевик»… Тем больший страх испытывал Вышинский в присутствии Сталина и Молотова. Когда те его вызывали, он входил к ним пригнувшись, как-то бочком, с заискивающей ухмылкой, топорщившей его рыжеватые усики.

По «делу Тухачевского» 1937 года вместе с наркомом внутренних дел Ежовым Вышинский был автором обвинительного заключения против М. Н. Тухачевского. После внесения правок и изменений обвинительное заключение Вышинского-Ежова было утверждено Сталиным. В ночь с 11 на 12 июня 1937 года Тухачевский был расстрелян. В 1956 году Главная военная прокуратура и Комитет государственной безопасности проверили уголовное дело Тухачевского и других вместе с ним осужденных лиц и установили, что обвинение против них было сфальсифицировано.

В 1937—1941 годах — директор Института права АН СССР, ответственный редактор журнала «Советское государство и право».

С 1940 года

В июне-августе 1940 года — уполномоченный ЦК ВКП(б) по Латвии.

С 6 сентября 1940 по 1946 год — первый заместитель наркома иностранных дел СССР. Во время эвакуации НКИД в Куйбышев возглавлял его работу.

12 июля 1941 года Вышинский присутствовал при первом акте, ведущем к созданию антигитлеровской коалиции, — подписании соглашения СССР с Великобританией о совместных действиях в войне против Германии. Принимал участие в конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, проходившей в октябре 1943 года в Москве. По предложению советского правительства, конференция рассмотрела вопросы сокращения сроков войны против гитлеровской Германии и ее союзников в Европе, открытия второго фронта, обращения с Германией и другими вражескими странами в Европе, создания международной организации для обеспечения всеобщей безопасности и др. В частности, было решено создать Европейскую консультативную комиссию и Консультативный совет по вопросам Италии.

В 1944—1945 годах принимал активное участие в переговорах с Румынией, а затем с Болгарией. В феврале 1945 года в качестве члена советской делегации на Ялтинской конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании, участвовал в работе одной из ее комиссий. В апреле того же года присутствовал при подписании договоров о дружбе и взаимопомощи с Польшей, Югославией и другими государствами.

Вышинский привез в Берлин текст Акта о безоговорочной капитуляции Германии, ознаменовавший победу в Великой Отечественной войне 9 мая 1945 года (оказывал маршалу Г. К. Жукову правовую поддержку).

Участник Потсдамской конференции в составе советской делегации. В январе 1946 года возглавлял делегацию СССР на первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Летом и осенью 1946 года выступал на пленарных заседаниях Парижской мирной конференции, в комиссии по политическим и территориальным вопросам для Румынии, аналогичных комиссиях для Венгрии и Италии, в Комиссии по экономическим вопросам для Италии, о компетенции губернатора в Триесте, в Комиссии по экономическим вопросам для Балкан и Финляндии, о мирном договоре с Болгарией.

С марта 1946 года заместитель министра по общим вопросам[18]. В 1949—1953 годах, в разгар начального этапа холодной войны и во время войны в Корее — министр иностранных дел СССР.

В 1949 году в своих выступлениях и статьях обличал «рьяного поджигателя войны», «грубого фальсификатора», «гнусного клеветника» в лице того или иного представителя «международного империализма».

В марте- июне 1949 возглавлял Комитет информации при Министерстве иностранных дел СССР.

В 1952—1953 годах член Постоянной комиссии по внешним делам при Президиуме ЦК КПСС.

После смерти Сталина министром иностранных дел вновь стал В. М. Молотов, а Вышинский был назначен представителем СССР в ООН.

Скоропостижно скончался от сердечного приступа в Нью-Йорке, был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Андрей Януарьевич отдавал все свои силы, большие знания и талант делу укрепления Советского государства, неутомимо отстаивал интересы Советского Союза на международной арене, с большевистской страстностью борясь за дело коммунизма, за укрепление международного мира и всеобщую безопасность. Он был награждён шестью орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени. От нас ушёл один из виднейших деятелей Советского государства, талантливый советский дипломат и крупный учёный. Он был верным сыном Коммунистической партии, самоотверженным в работе, исключительно скромным и требовательным к себе.

 Внешние изображения Вышинский (заметка о смерти)

Пособник сталинских репрессий

В докладе XX съезда КПСС 14—25 февраля 1956 года, на котором был развенчан культ личности Сталина, в качестве одной из рубрик значились «Нарушения законности органами прокуратуры в надзоре за следствием в НКВД». После ХХ съезда имя Вышинского стало твёрдо ассоциироваться с одним из организаторов и активных пособников сталинских репрессий. У наследников Вышинского отобрали государственные привилегии, а его труды перестали быть официально используемыми пособиями для юристов.

Вышинский «теоретически» оправдывал кровавые репрессии против «врагов народа», ему принадлежит тезис, согласно которому на обвиняемом лежит бремя доказывания оправдывающих его обстоятельств. В книге «Архипелаг ГУЛаг» А.И. Солженицын пишет:

Оказывается, в тот грознопамятный год в своем докладе, ставшем в специальных кругах знаменитым, Андрей Януарьевич (так и хочется обмолвиться Ягуарьевич) Вышинский в духе гибчайшей диалектики (которой мы не разрешаем ни государственным подданным, ни теперь электронным машинам, ибо для них да есть да, а нет есть нет), напомнил, что для человечества никогда не возможно установить абсолютную истину, а лишь относительную.... Отсюда—самый деловой вывод: что напрасной тратой времени были бы поиски абсолютных улик (улики относительны), несомненных свидетелей (они могут и разноречить).

Как пишет Леонид Млечин, в своей деятельности Вышинский «исполнял сталинскую идею: репрессии должны быть прикрыты законами».

Семья

Был женат (с 1903 г.) на Капитолине Исидоровне Михайловой (1884—1973), в браке родилась дочь Зинаида (1909—1991). Зинаида окончила Московский государственный университет, кандидат юридических наук.

Награды