Елизавета Алексеевна (урождённая Луиза Мария Августа Баденская, нем. Louise Marie Auguste von Baden; 13 (24) января 1779, Карлсруэ, Баден — 4 (16) мая 1826, Белёв, Тульская губерния) — российская императрица, супруга императора Александра I.

Дочь маркграфа Баден-Дурлахского Карла Людвига Баденского и Амалии, урождённой принцессы Гессен-Дармштадтской.

Биография

Принцесса Баденская

Принцесса Луиза Мария Августа родилась в Карлсруэ, 24 января 1779 года в семье Карла Людвига Баденского и Амалии Гессен-Дармштадтской. Девочка была настолько мала и слаба, что врачи всерьёз опасались за жизнь и здоровье третьего ребёнка и третьей дочери наследного принца. Впоследствии Николай Карамзин скажет по этому поводу Елизавете Алексеевне: «Вы сомневались, принять ли жизнь».

В письме к Амалии Павел I желал новорождённой «счастливого возраста и преуспевания», а Екатерина Великаянаписала деду Луизы-Августы маркграфу Карлу-Фридриху: «Сообщенное нам от Вашей Светлости и любви известие от 24-го происшедшего генваря месяца о разрешении от бремени ея любви Светлейшей принцессы супруги вашего сына и наследного принца, подает нам новый случай изъявить Вам приемлемое нами искреннее участие во всем том, что вам благополучного ни случится. Мы сорадуемся Вашей Светлости и любви о сем щекотливом происшествии и желаем новорождённой принцессе постоянного здравия.»

Луиза росла в тёплой семейной обстановке. Особенно близкой она была со своей матерью, переписку с которой поддерживала до самой смерти. Как и все дети получила достойное образование, блестяще говорила по-французски. Помимо основных европейских языков принцесса изучала географию и историю, основы философии, немецкую и всемирную литературу. Так как их дед, Карл Фридрих, был не богат, то семья жила довольно скромно.

Великая княгиня

Луиза Мария Августа вместе со своей младшей сестрой Фредерикой повторили судьбу своей матери, которая вместе с сёстрами Вильгельминой и Луизой рассматривалась в 1772 году в качестве невесты для великого князя Павла.

В 1790 году на баденских принцесс обратила внимание императрица Екатерина II, желавшая женить старшего внука Александра. Она поручила Н. П. Румянцеву посетить Карлсруэ с целью «… увидеть дочерей наследного принца Луизу-Августу, 11 лет, и Фредерику-Доротею, 9 лет». Кроме внешнего обличья, императрицу интересовали «воспитание, нравы и душевные дарования сих принцесс».

Два года граф Румянцев наблюдал за принцессами «с крайней осторожностью, никого не компрометируя и колико можно меньше гласно». Румянцев сразу же пришёл в восторг от старшей — Луизы-Августы. Сопровождавший его Евграф Комаровский писал: «Я ничего не видывал прелестнее и воздушнее её талии, ловкости и приятности в обращении».. После столь лестных рекомендаций Екатерина распорядилась пригласить сестер Баденских с матерью в Россию, но принцесса Амалия отказалась «появляться на зрелище, где сама была бы выставлена», сославшись на невозможность оставить супруга одного. Согласно пожеланию императрицы принцесс сопровождали графиня Шувалова и тайный советник С. Ф. Стрекалов.

Александру оставалось после прибытия сестер 31 октября 1792 года в Петербург остановить свой выбор на одной из них. И его избранницей оказалась старшая — Луиза, а младшая пробыв в Петербурге до августа 1793 уехала обратно в Карлсруэ.

Воспитатель Александра А. Я. Протасов записал в своём дневнике: «Александр Павлович обходился с принцессою старшею весьма стыдливо, но приметна в нем была большая тревога, и с того дня, полагаю я, начались первые его к ней чувства». 

Следует принять, что Александру не было даже пятнадцати и его смущение было вполне естественным. Луиза же была влюблена в будущего императора, хотя и принимала его сдержанность за неприязнь. Однако молодая пара вскоре нашла способы объясниться друг с другом. Из личных записей принцессы: «Однажды вечером, когда мы рисовали вместе с остальным обществом за круглым столом в бриллиантовой комнате, Великий Князь Александр подвинул мне письмо с признанием в любви, которое он только что написал.

Он говорил там, что, имея разрешение своих родителей сказать мне, что он меня любит, он спрашивает меня, желаю ли я принять его чувства и ответить на них, и может ли он надеяться, что я буду счастливой, выйдя за него замуж. Я ответила утвердительно, также на клочке бумаги, прибавляя, что я покоряюсь желанию, которое выразили мои родители, посылая меня сюда. С этого времени на нас стали смотреть как на жениха и невесту. Мне дали учителя русского языка и Закона Божия».

После того, как выбор был сделан, события пошли своим чередом: 9 сентября 1793 года Луизу образовали из лютеранства в православие, нарекли Елизаветой Алексеевной, 10 сентября обручили с Александром Павловичем, а 28 сентября того же года сыграли свадьбу. Празднества по случаю женитьбы любимого внука Екатериныпродолжались четырнадцать дней и завершились блистательным фейерверком на Царицыном лугу.

Молодожены окунулись в жизнь, наполненную праздниками и нескончаемыми удовольствиями. У них появился свой штат, свой двор. Светское общество сравнивало их с «двумя ангелами», а Гавриил Романович Державин в своём стихотворении, посвящённом юным супругам, сравнил их с Амуром и Психеей.

Очень молодая и застенчивая Елизавета была плохо подготовлена для новой должности. Она была поражена великолепием и пышностью русского двора, но в то же время и напугана постоянными интригами, которые велись здесь с холодным расчетом. Они не обошли стороной и её. Молодой любовник Екатерины II Платон Зубов настойчиво ухаживал за Елизаветой Алексеевной, но получил отказ. 5 ноября 1795 года Александр написал своему другу, графу В. П. Кочубею: «Вот уже год и несколько месяцев граф Зубов влюблён в мою жену. Посудите, в каком положении находится моя жена, которая воистину ведёт себя, как ангел».

И всё же великая княгиня чувствовала себя одинокой и немного тосковала по дому, особенно после отъезда Фредерики. Отношения с Александром были её единственным источником утешения. В своих письмах к матери Елизавета писала: «Без моего мужа, который сам по себе делает меня счастливой, я должна была умереть тысячью смертей. Счастье моей жизни в его руках, если он перестанет меня любить, то я буду несчастной навсегда. Я перенесу все, все, но только не это».

Адам Чарторыйский и Мария Нарышкина. Охлаждение супругов[править | править вики-текст]

Семейное счастье Елизаветы Алексеевны длилось недолго. Романтическая природа великой княгини не находила больше родственную душу в Александре, который начал пренебрегать ею, вынуждая её искать облегчение в чём-то другом.

Елизавета стала искать уединения, сделалась мечтательной и замкнутой, имела свой узкий круг приятных ей людей. Граф Федор Головкин писал о ней: «…Она образованна и продолжает учиться с удивительной лёгкостью. Она лучше всех других русских женщин знает язык, религию, историю и обычаи России. В обществе она проявляет грацию, умеренность, умение выражаться…». В покоях молодой женщины появились серьёзные книги по истории, географии и философии. Занятия были настолько усердными, что даже знаменитая княгиня Дашкова, стоявшая во главе двух российских Академий и отличавшаяся едким, бескомпромиссным характером, необыкновенно тепло отзывалась о Елизавете: «Меня привлекли к ней ум, образование, скромность, приветливость и такт, соединённый с редкой для такой молодой женщины осторожностью. Она уже правильно говорила по-русски, без малейшего иностранного акцента». Осложнилось все со смертью Екатерины, умершей в ноябре 1796 года. На трон взошёл отец Александра, Павел.

Тогда испортились отношения у великой княгини и с родителями Александра. Мария Федоровна не могла простить невестке «её красоты и грации» и предпочтения Екатерины. Летом 1797 года Елизавета получила от Амалии, своей матери, письмо, где та писала ей, что собирается поехать в Саксонию, чтобы повидаться со своей сестрой, герцогиней Веймарской, но симпатическими чернилами прибавила несколько строк на белом листе бумаги: «Посудите о моем удивлении. Г-н де Тауб, находящийся здесь, попросил у меня от имени шведского короля руки одной из ваших младших сестер, Фредерики. Я так этим ошеломлена, что не знаю, что мне ответить».

Поскольку за год до этого самым неприятнейшим образом была разорвана помолвка одной из дочерей Павла, великой княжны Александры Павловны, императрица потребовала объяснений от невестки. Но та ничего ответить не смогла.

В то время, как Александр был страстно увлечён придворными дамами, Елизавета нуждалась в любви. Сначала утешения она искала в тесной дружбе с Головиной, а затем в романе с князем Адамом Чарторыйским, ближайшим другом Александра.

Прасковья Фредро, дочь знаменитой мемуаристки Варвары Головиной, долгое время бывшая подругой Елизаветы Алексеевны, в своих мемуарах писала об Адаме: «Князь Чарторижский, введённый императором Павлом в окружение его сына, был одним из тех редких и опасных людей, которые сильно чувствуют и внушают столь же сильные чувства: их благородную и глубокую страсть выражает меланхолический взгляд, а их сдержанность и молчание говорят лучше всяких слов. Он не старался вызвать любовь великой княгини, напротив, он долго и доблестно противился её чувству, но эти усилия спасти её только подлили масла в огонь.»[1]. По словам Фредро, Чарторыйский влюбился в 18-летнюю девушку, и они оба пытались сопротивляться своему чувству, а Александр же, наоборот, подначивал своего друга: «Упрекая великого князя в неверности жене, указывая ему на опасности, которыми тот окружал её, он [Чарторыйский] слышал в ответ только скверные шуточки и советы не стесняться. (…) Всем известно, что великая княгиня оступилась. Но сколько было причин пожалеть её, простить и остаться так же преданной ей, как и моя мать!».

После более чем пяти лет бездетного брака великая княгиня Елизавета Алексеевна 29 мая 1799 года родила дочь, названную в честь бабушки, великую княжну Марию Александровну. В её честь в городе была «пушечная пальба» из 201 выстрела.

На крещении Павел I в разговоре со статс-дамой Ливен заметил: «Сударыня, возможно ли, чтобы у мужа блондина и блондинки родился темненький младенец?» На что последняя ответила: «Государь, Бог всемогущ!». По другой версии, подозрения у Павла насчет верности Елизаветы мужу вызвала императрица Мария Федоровна. Головина по этому поводу писала: «Граф Толстой, который, казалось, искренне интересовался этим событием, убедился из намеков Государя, что его мнение относительно чистоты поведения Великой Княгини поколебалось.

Тогда Толстой предложил раскрыть всю эту интригу, и вот как передавал он потом, что будто бы он узнал от Кутайсова. В тот момент, когда Императрица принесла маленькую Великую Княжну к Императору, в кабинете были он, Кутайсов и граф Ростопчин. Императрица обратила внимание Императора на ту странность, что Великая княжна была брюнеткой, тогда как Великий Князь Александр и Великая Княгиня Елизавета оба были блондины. Когда она вышла, Император остался вдвоем с графом Ростопчиным, и последний, выйдя из кабинета его величества, распорядился, чтобы приготовили приказ о назначении и отъезде князя Чарторыйского».

Как бы там ни было, но Н. К. Шильдер писал, что после того, как родилась великая княжна Мария Александровна, отношения императрицы Марии Федоровны и великой княгини Елизаветы Алексеевны ещё более обострились, а письма на имя великой княгини велено было перлюстрировать. Недоброжелатели Елизаветы смогли возбудить в уме Павла подозрения против невестки, путём клеветы и обмана. Александр же напротив был удивлен: «Великий князь, узнав эту новость, был как громом поражен. Он был не столь легкомыслен, чтобы равнодушно взирать на явный и почти публичный позор. Но он не мог поверить, что скандал действительно разразился, и был уверен в честном поведении того, кому сам же давал лукавые советы. Уверенность его была столь полной, что он отправился к великой княгине, нашёл её весьма опечаленной, и оба они долго гадали о том, что могло быть причиной такой стремительной развязки», — пишет Фредро.

12 августа 1799 года гофмейстера, князя Чарторыйского немедленно назначают министром короля Сардинского и уже 23 августа того же года он срочно выезжает из Петербурга.

Оскорбленная подозрениями и императорской немилостью, Елизавета замкнулась в пределах детской комнаты и своих апартаментов, стараясь как можно меньше принимать участия в делах двора и большого света. Она чувствовала себя одинокой, никому не нужной в царской семье. По словам современников, «печать ранней грусти легла на её образ». Все её интересы отныне заключались в «мышке», как она звала дочь.

Отныне вести о ней занимают в её письмах к матери главенствующее место: «Моя малышка Мари, наконец, имеет зуб, одни утверждают, что глазной, другие — что это один из первых резцов. Все, что знаю я, — это то, что дети начинают обычно не с передних зубов. Однако она почти не болела, сейчас, кажется, появляется второй. Это такая славная девочка: даже если ей нездоровится, об этом нельзя догадаться по её настроению. Только бы она сохранила этот характер!» Однако материнское счастье великой княгини было недолгим. 8 июля 1800 года, прожив всего лишь тринадцать месяцев, великая княжна Мария Александровна скончалась. Государь был огорчён этим и испугался того, как подействовало горе на Елизавету: «она почти не плакала, и Государь очень беспокоился об ней».

Смерть дочери ненадолго сблизила Елизавету с мужем, однако позже оттолкнула ещё больше. Александр увлекся полячкой Марией Антоновной Нарышкиной, по оценкам современников, имевшей необыкновенную красоту и грацию. Гавриил Романович Державин описывал любовницу императора так: «Чёрными очей огнями, грудью пышною своей она чувствует, вздыхает, нежная видна душа, и сама того не знает, чем всех больше хороша»; а Виже-Лебрен писала: «Она была восхитительно красива, танцевала с совершенным изяществом и вскоре покорила Александра… 

Черты её лица были правильны, совершенно греческие, тонкая и гибкая фигура приковывала к себе все взгляды, однако, с моей точки зрения, ей недоставало того очарования, которым обладала Елизавета». Этот роман сделает впоследствии Елизавету Алексеевну на целых пятнадцать лет «соломенной вдовой». Мария Антоновна стала не просто фавориткой — фактически второй женой императора Александра. Для приличия её выдали замуж за Дмитрия Львовича Нарышкина, которого вскоре стали называть главой «ордена рогоносцев»: все знали об отношениях его жены и государя. К тому же через несколько лет она родит ему троих детей (см. Список внебрачных детей Александра I).

Впрочем, кто был их отцом, Нарышкина и сама толком не знала. Две её дочери умерли в младенчестве, третья, Софья, которую Александр горячо любил, — накануне восемнадцатилетия. Мария Федоровна, защищая сына, обвиняла во всем саму Елизавету Алексеевну: «Она сама виновата. Она могла бы устранить эту связь и даже сейчас ещё могла бы вернуть своего мужа, если бы захотела примениться к нему, а она сердилась на него, когда он приближался, чтобы поцеловать или приласкать её…

Конечно, она очень умна, но недостаток её в том, что она очень непостоянна и холодна, как лед.»Такого же мнения были и некоторые приближенные. В записках графини Роксаны Скарлатовны Эдлинг, известной своим пристрастием к Александру Павловичу, есть такие слова: «… будь поменьше гордости, побольше мягкости и простоты, и государыня легко бы взяла верх над своей соперницей, но, привыкнув к обожанию, императрица не могла примириться с мыслью, что ей нужно изыскивать средства, чтобы угодить супругу». 

Того же мнения была и графиня София Шуазель-Гуффье, искренне привязанная к Елизавете Алексеевне: «Быть может, также гордость более постоянного сердца, оскорбленного в самых своих нежных привязанностях, не позволила Елизавете воспользоваться для привлечения охладевшего супруга всеми средствами, которые мог подсказать ей холодный разум». О главной фаворитке мужа Елизавета Алексеевна предпочитала не говорить, но в одном из писем к матери Елизавета писала: «… для такого поступка надо обладать бесстыдством, какого я и вообразить не могла. Это произошло на балу… я говорила с ней, как со всеми прочими, спросила о её здоровье, она пожаловалась на недомогание: „По-моему, я беременна“… Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна. Я не знаю, что от этого произойдет и чем все закончится!»

Несмотря на холодность в отношениях супругов, Александр в трудные минуты всегда прибегал к помощи и поддержке жены, поскольку знал и сильный характер Елизаветы, и её нравственную чистоту. Она же писала матери: «Как только я чувствую, что ему грозит опасность, я вновь приникаю к нему со всем жаром, на который способно мое сердце». 

В ночь убийства Павла и Елизавета Алексеевна оставалась чуть ли не единственной, кто сохранял холодность рассудка, твёрдость характера и силу духа. На протяжении всей ночи 12 марта 1801 года она оставалась рядом с мужем и оказывала ему сильнейшую моральную поддержку, лишь иногда отлучаясь по просьбам Александра, чтобы проверить состояние его матери Марии Федоровны.

Русская императрица

Состоявшиеся в сентябре 1801 года торжества по случаю коронации императора Александра I и императрицы Елизаветы Алексеевны были скромнее и короче предыдущих, однако за событием этим наблюдала гораздо более широкая аудитория. 8 сентября состоялся торжественный въезд царственной четы в Москву: «Шествие началось часов в 10 поутру. Сначала ехали парадные кареты цугами шагом разных первоклассных вельмож, впереди каждой кареты шли скороходы по два и по одному с своими булавами, в легких платьях и башмаках, украшенных разноцветными лентами и в касках с перьями. Возле каретных дверей гайдуки гигантского роста в мантиях и киверах. Цепь карет тянулась весьма долго по множеству оных. Потом отряды кавалергардов, конной гвардии и лейб гусаров с трубным звуком и литаврами; когда проехали сии отряды, то в разных местах сей улицы и у Тверской заставы заревели ракеты, пущенные вверх и возвещающие шествие царской фамилии. Придворных экипажей было множество. Помнится, в двух или трех позлащенных каретах с изображением вверху корон и с опущенными стеклами сидели императрицы, вдовствующая Мария Федоровна и Елизавета Алексеевна кланялись на обе стороны зрителям, великие княжны и маленькие великие князья также в каретах. Государь с великим князем Константином Павловичем и со многими составляющими свиту его военными чиновниками в мундирах ехали верхами». Спустя два дня императорская чета принимала высшее духовенство и дворянство. Император пользовался невероятной популярностью, как и его супруга, Елизавета Алексеевна.

Венчание на царство совершилось в воскресение 15 сентября 1801 года в Успенском соборе Московского Кремля. Супруги были коронованы, как и четыре года назад Павел I, митрополитом Платоном; было использовано то же чинопоследование коронования, что и при Павле I. Однако, императрица Елизавета Алексеевна «при короновании своём не становилась пред своим супругом на колени, а стоя приняла на свою голову корону». Впервые в России в церемонии коронации принимала участие вдовствующая императрица, прибывшая в собор в короне, в мантии, под балдахином.

Утро 15 сентября не обещало хорошей погоды, но при выходе царственной четы из Успенского собора, по свидетельству очевидцев, вышло яркое солнце и торжественное шествие предстало всём блеске: «День был с утра пасмурный, но часу в двенадцатом и, кажется, в то время, как совершился обряд коронации, блеснуло солнце; первый луч его, как я помню, играл в бриллиантах короны вдовствующей императрицы, когда она одна со своею свитою возвращалась из Успенского собора и восходила на Красное крыльцо. Вскоре после того Государь император с супругою проходили из Успенского собора в Архангельский, а из него в Благовещенский по переходам, крытым алым сукном, под балдахином. На нем был мундир гвардии Преображенского полка и сверху порфира, на голове корона, а в руках скипетр и держава, возле его шла императрица также в короне и порфире».

Впервые праздник для народа устроили за  городом — на Сокольническом поле. В тот же день вечером освещен был весь город: «...по всем улицам пред домами были щиты с зажженными плошками и разноцветными фонарями и прозрачные картины, все церкви также освещены были плошками, а особливо Иван Великий, от самой подошвы его до вершины креста представлен ослепительный блеск огней в темную ночь, над главою его была сделана корона из разноцветных фонарей. Стены башни и здании всего Кремля были также иллюминированы. Вся Москва представляла зрелище необыкновенное, прекрасное. Все улицы были наполнены народом пешими, верховыми и густыми рядами карет и колясок. Долго ездили мы по улицам, наслаждались зрелищем разных иллюминаций и движения людей».

Манифест о короновании даровал народу ряд милостей, в том числе широкую амнистию и щедрую благотворительность.

По случаю коронации великолепные балы были даны в Московском дворянском собрании и в Слободском дворце, куда на маскарад собралось более пятнадцати тысяч человек. Однако, по общему признанию, самым роскошным стало празднество у графа Николая Петровича Шереметева на его даче в Останкине, куда пригласили лишь самых знатных особ по билетам. Несмотря на то, что императора везде приветствовали восторженно, он, по свидетельствам очевидцев, изнемогал от утомительных обрядов и этикета и торопился уехать из Москвы.

Первые годы правления Александра стали радостными не только для России, но и для самой Елизаветы. После долгих лет разлуки в Петербург из Карлсруэ приехали её родители, две сестры и брат. Зимние месяцы проходили в приемах, летом они жили на Каменном острове, временно переезжали в Павловск, Петергоф, а то в Красное Село, на манёвры. Осенью жили в Таврическом дворце.

В императорской семье Елизавета была оттеснена на второй план свекровью — вдовствующей императрицей Марией Федоровной, имевшей воздействие на сына-императора, который чувствовал вину за смерть отца. «Тогдашним обществом правила вдовствующая императрица Мария Федоровна, пример всех семейных и общественных добродетелей, „жена сильная“, о коей гласит Святое Писание, в преклонных летах ещё блиставшая величественною красотою; пышность истинно царскую умевшая сочетать с бережливостью истинно народолюбивою. В тихом величии скромно стояла близ неё Елизавета Алексеевна, и этому бессильному божеству тем не менее усердно воссылались молитвы», — так пишет о русском дворе при Александре I Вигель в «Записках».  

Фрейлинский шифр, представляющий монограммы Елизаветы Алексеевны и Марии Фёдоровны. Фрагмент картины В.Л. Боровиковского

По закону, Елизавете Алексеевне, как императрице, на содержание полагался миллион рублей в год. Однако она согласилась принимать только 200 000 тысяч из этих денег на туалет и на другие расходы она тратила 15 000 тысяч, а оставшиеся деньги отдавала на нужды благотворительности. По словам великого князя Николая Михайловича, биографа императрицы, «как и Александр, Елизавета ненавидела всякий этикет и церемонию; она любила жить просто и тогда получала полное удовлетворение». По воспоминаниям фрейлины императрицы княгини Софьи Мадатовой, «вкусы императрицы были до крайности просты, она никогда не требовала даже самых пустячных вещей для убранства своих комнат, даже не приказывала никогда приносить цветы и растения; однако надобно заметить, что это делалось ею отнюдь не из равнодушия к этим предметам, а единственно из желания никого не беспокоить. Любимейшими ее удовольствиями были морские купания и верховая езда...». 

Елизавета Алексеевна активно занялась благотворительностью, взяла под своё покровительство сиротский приют и несколько школ в Петербурге. Особое внимание она уделяла Царскосельскому лицею.

Елизавета Алексеевна, так и не ставшая после коронации «первой дамой» Российской империи, продолжала усердно учиться. Александр, всегда обожавший женское общество, презрев все законы и правила приличия, открыто сожительствовал с Марией Нарышкиной, которая родила ему дочь Софью.

Одна из масонских лож была основана с разрешения государя и названа в честь молодой императрицы «Елизавета к добродетели». «Елизаветинские масоны» носили звезду с вензелем императрицы, ложа славилась щедрой благотворительностью.

В 1804 году в честь Елизаветы Александровны город Гянджа, отвоёванный у Гянджинского ханства годом ранее, был переименован в Елизаветполь, впоследствии ставший центром Елизаветпольского уезда (1840—1929), Елизаветпольской губернии (1867—1929) (ныне город Гянджа, Азейрбаджан). Алексей Охотников

В это время в Европе началась война с Наполеоном. Втянутый австрийцами в войну, Александр покинул Санкт-Петербург и уехал к действующей армии. Одинокая Елизавета Алексеевна, ещё молодая и красивая, около 1803 года знакомится с Алексеем Охотниковым. Историк Кавалергардского полка С. А. Панчулидзев писал: «Муж — высокопоставленное лицо — невзирая на красоту, молодость и любовь к нему своей жены, часто изменял ей. Ко времени ея сближения с Охотниковым она была окончательно покинута своим мужем, который открыто ухаживал, даже в ея присутствии, за одной дамой того же круга. Про эту связь говорил весь Петербург. Иные не находили в том удивительного, считая забытую жену за слишком серьёзную и скучную, и вполне оправдывали легкомысленность мужа; другие смотрели с сожалением на молодую женщину, переносившую с достоинством это тяжёлое и незаслуженное оскорбление. Между таковыми был и Охотников. Чувство Охотникова возросло от сознания, что оно никогда не встретит взаимности, так как в Петербурге все говорили о неприступности молодой женщины и любви её к своему мужу. Но, вероятно, последняя измена переполнила чашу терпения молодой женщины. И, покинутая, одинокая, она невольно заметила взгляды молодого офицера. В них она прочла глубоко скрытое чувство любви и сожаления к ней; видя эту симпатию к её несчастию, она сама увлеклась. Любовь их продолжалась два года».

Какое-то время отношения Елизаветы с штаб-ротмистром не переходили границу писем, но потом их охватил бурный роман. Каждый вечер они тайно встречались. Алексей Охотников писал своей возлюбленной: «Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном»; «Если я тебя чем-то обидел, прости — когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь». Но 4 октября 1806 года года кавалергард был смертельно ранен наёмным убийцей при выходе из императорского театра после оперы Глюка «Ифигения в Тавриде», представляемой в честь императрицы. В обществе не сомневались, что убийца был нанят по приказу наследника престола великого князя Константина Павловича, действовавшего под присмотром вдовствующей императрицы. Однако авторы статьи «Дневник императрицы Елизаветы Алексеевны» Е. Э. Лямина и О. В. Эдельман высказывают сомнения по поводу этой истории и указывают, что скорей всего, кавалергард Охотников умер от туберкулеза, которую сам же он назвал причиной отставки по собственному желанию в своём прошении. В эти дни Елизавета Алексеевна была на девятом месяце беременности и, скорее всего, от него. [1]

Презрев светские условности, императрица примчалась к одру возлюбленного и провела с ним последние часы. Когда кавалергард умер, по некоторым указаниям, проболев 4 месяца, Елизавета Алексеевна остригла локоны и положила их в гроб несчастного.

Охотникова похоронили на Лазоревском кладбище, и Елизавета Алексеевна на собственные средства поставила на могиле памятник — рыдающую над урной женщину и рядом разбитое молнией дерево. Известно, что она неоднократно приезжала на могилу Алексея Яковлевича. 

15 ноября 1806 года Елизавета родила дочь, которую назвали в её честь. Александр ребёнка признал, однако говорили, что император очень обрадовался узнав, что это девочка.

Об отцовстве Охотникова и о том, что Елизавета призналась мужу, и тот согласился признать ребёнка своим, свидетельствует секретарь императрицы Марии Федоровны Вилламов: «Она (Мария Федоровна) расспросила меня о городских новостях и о том, что говорят об Императрице Елисавете. Услышав в ответ, что я не слышал ничего кроме хорошего, она призналась, что двое детей Императрицы Елисаветы были не от Императора; … что Елисавета была в интимной связи с офицером из кавалергардов Охотниковым, что этот человек, по слухам очень красивый, умер во время родов Императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо; … что во время обряда крещения Император признался, что чувствовал себя весьма двусмысленно; что поначалу он проявил мало внимания к новорождённому ребёнку, но обрадовался, что это была девочка; что Императрица Елисавета, признавшись Императору в своей беременности, решила уйти, что Император проявил по отношению к ней максимум благородства;… что Император очень несчастен, так как весь мир сваливает всю вину на него, не зная истинного положения вещей».

Дочь императрицы, великая княжна Елизавета Александровна, которую мать ласково называла «котеночек», стала предметом её страстной любви и постоянным занятием. Её уединённая жизнь стала счастьем для неё. Как только она вставала, она шла к своему ребёнку и почти не расставалась с ним по целым дням. Если ей случалось не быть дома вечером, никогда она не забывала, возвращаясь, зайти поцеловать ребёнка. Но счастье продолжалось только восемнадцать месяцев. У княжны очень трудно резались зубы. И. П. Франк, доктор его Величества, не сумел вылечить её. Он стал давать ей укрепляющие средства, что только увеличивало раздражение. У княжны произошли судороги. Был созван весь факультет, но никакие средства не могли её спасти. Девочка умерла. Горе Елизаветы Алексеевны было безмерно. Никогда ещё не чувствовала она себя такой одинокой, как в эти дни. Любимым занятием Елизаветы Алексеевны стало посещение могил детей в Александро-Невской лавре.

Отечественная война 1812 года После смерти великой княжны Елизаветы Александровны императрица переезжает из Зимнего Дворца в Эрмитаж. В своих письмах к матери часто пишет о том, что жить ей больше незачем. Отечественная война 1812 года заставляет её прийти в себя после пятилетнего оцепенения. Елизавета Алексеевна всеми силами пыталась поддержать впавшего в отчаяние Александра. В одном из писем к матери императрица пишет: «Чем успешнее Наполеон станет продвигаться вперед, тем меньше ему придется рассчитывать на примирение… Каждый сделанный им шаг по безбрежной России приближает его к пропасти. Посмотрим, как ему удастся перенести здешнюю зиму». В результате Отечественной войны 1812 года войска Наполеона были разбиты. При отъезде императора Александра в армию, в начале 1813 года, Елизавета Алексеевна желала сопутствовать ему, но трудности похода заставили её довольствоваться следованием за ним в некотором расстоянии. Во время поездки императрицы в декабре 1813 — феврале 1814 года она буквально купалась в славе мужа, её восторженно встречали русские воины, соотечественники-немцы. На долю ни одной из русских императриц не выпало столько славы, сколько получила Елизавета в эти годы. Ей поклонялась и рукоплескала вся Европа после победы над Францией, над императором Наполеоном. В Берлине в её честь выпустили монетки-жетоны, которыми осыпали улицы по пути её следования, ей писали стихи, в её честь воздвигали триумфальные арки. «Самое дорогое украшение Востока появляется, чтобы порадовать страны Западной Европы» — такие слова были написаны на транспаранте при въезде императрицы Елизаветы в Кёнигсберг.

27 сентября 1814 года императрица Елизавета въезжала в столицу Австрии. Вместе с австрийской императорской четой Александр Павлович выехал встретить жену в Шёнборн. В Вену две монаршие семейные пары въезжали в открытой государственной карете. Императрица российская сидела бок о бок с императрицей австрийской. В честь приезда русской императрицы на пути следования кареты к императорскому дворцу был выстроен почетный караул. Звучала музыка военного оркестра. Тысячи венцев высыпали на улицы посмотреть на жену русского царя и поприветствовать её. Комнаты для Елизаветы были подготовлены в императорской резиденции.

В этот период царь Александр, если верить мемуаристам, полицейским протоколам, газетам, всем устным и письменным сплетням, совершенно пренебрег женой: «Александр любил всех… кроме своей жены…». Александру Павловичу за время прибывания в Вене приписывают любовные связи с графиней Зихи, княгиня Ауэрсперг, графиня Секени, герцогиня де Саган, вдова погибшего в сражении при Бородино русского полководца Петра Багратиона, княгиня Багратион, графиня Вбрна, Мария Нарышкина и многими другими. Говоря о многочисленных любовных похождениях русского императора, жалели Елизавету, распускали слухи, что Александр совершенно игнорирует жену, не хочет даже обедать с императрицей и ей приходится довольствоваться во время обеда обществом короля Баварского. На одном из балов в Вене Александр Павлович очень резко ответил человеку, сделавшему Елизавете комплимент: «Вы говорите, она прелестна? Я этого вовсе не нахожу!». Елизавете Алексеевне тоже приписывали роман с «бывшим возлюбленным» — Адамом Чарторыйским.

Появились слухи, что Елизавета Алексеевна в Россию не вернётся. И всё же Елизавета не осталась в родном Карлсруэ. Елизавета Алексеевна продолжала вести уединённую жизнь. Как и до Отечественной войны 1812 года, все представительство и весь блеск двора сосредоточивались около императрицы Марии Федоровны. В Санкт-Петербурге Елизавета Алексеевна никак не могла смириться с тем, что происходит с Александром Павловичем. Он все чаще стал опасаться той же участи, что повергла его отца. Александр начал «слабеть душевно» и после смерти своей любимой дочери Софии, которая умерла незадолго до своего восемнадцатилетия.

После 1814 года царь довольно быстро теряет популярность внутри страны. Император порывает со своей любовницей Марией Антоновной Нарышкиной и погружается в мистические искания. Именно в это время Александр I снова сходится со своей женой. Немалую роль сыграл в этом всегда крайне тепло относившийся к Елизавете Карамзин. Николай Михайлович категорически заявляет Александру, что тот должен завершить своё царствование истинно благим делом, — примирением с супругой.

Дети

В браке родилось две дочери:

• Мария Александровна (18 мая 1799 год, Санкт-Петербург — 27 июля 1800, Санкт-Петербург)
• Елизавета Александровна (3 ноября 1806, Санкт-Петербург — 30 апреля 1808, Санкт-Петербург)

Г.Р. Державин на рождение великой княжны Марии Александровны, старшей дочери императора Александра I, написал стихотворение "Рождение Любви"В.С. Миклашевич написала оду на рождение Елизаветы Александровны, которая сохранилась в бумагах Г.Р. Державина.

Несмотря на то, что дочери Елизаветы Алексеевны были признаны Александром, отцовство обеих считалось сомнительным. Отцом Марии, старшей дочери, считался Адам Чарторыйский, второй, Елизаветы — Алексей Охотников.

Существует легенда, будто бы обеих дочерей Елизаветы отравил младший брат Александра, Константин. По одной версии великий князь Константин питал к Елизавете Алексеевне страстные чувства, но она так и не ответила ему взаимностью. По другой Константин пытался спасти брата от «неминуемого позора».

Примечательно, что обе девочки похоронены не в главной императорской усыпальнице — Петропавловском соборе, а в Благовещенской церкви Александро-Невской Лавры — «второстепенной» усыпальнице, где ранее была погребена другая сомнительная великая княжна — Анна Петровна (дочь Екатерины II).

Последние годы жизни

Елизавета Алексеевна никогда не отличалась хорошим здоровьем, особенно после смерти второй дочери, но в 1825 году её состояние приняло критическую сторону. Все больше императрицу стали мучить проблемы с нервами и дыхательным аппаратом. Врачи советовали сменить ей климат и уехать в Италию, славившуюся благоприятном климатом. Но Елизавета категорически отказалась покидать Россию, и для лечения был выбран Таганрог. Первым выезжал из столицы Александр, чтобы на месте убедиться в сделанных приготовлениях. Император очень беспокоился о том, как перенесёт путешествие больная, и ежедневно посылал ей трогательные и задушевные письма и записки. Он внимательно следил за приготовлением апартаментов, расставлял в комнатах мебель и вбивал в стены гвозди для картин.

Елизавета Алексеевна была счастлива уехать из Петербурга и оказаться наедине с мужем, вдали от гнетущей её суеты двора и постоянных интриг вдовствующей императрицы. Кортеж Елизаветы Алексеевны двигался с частыми остановками, и в Таганрог она прибыла 23 сентября 1825 года. Александр встречал жену за городом.

Потом они заехали в греческий Александровский монастырь, где их ожидало духовенство и почти все жители города. Прослушав службу, супруги направились в приготовленный для них особняк. «Затем жизнь пошла совсем помещичья, без всякого церемониала и этикета, — пишет великий князь Николай Михайлович, изучавший жизнь Александра Павловича и его жены — Их Величества делали частые экскурсии в экипаже, вдвоем, по окрестностям, оба восхищались видом моря и наслаждались уединением. Государь совершал, кроме того, ежедневные прогулки пешком; трапезы тоже обыкновенно происходили без лиц свиты, словом, все время протекало так, что супруги оставались часами вместе и могли непринуждённо беседовать между собой, так, как это было им приятно. Казалось, наступила пора вторичного lune de miel (медового месяца), и все окружающие были поражены таким отношением между супругами, какого никому из лиц свиты, кроме старых врачей, Виллие и Стофрегену, и князя Петр Михайлович Волконского, не привелось раньше наблюдать. И Александр, и Елизавета наслаждались таким образом жизнью и только сожалели, что не приходилось им до этого так проводить время в загородных дворцах и дачах окрестностей Петербурга».

Как только здоровье Елизаветы немного улучшилось, Александр принял решения посетить южные губернии и Крым. В Севастополе император сильно простудился. В ночь с 27 на 28 октября 1825 года Александр Павлович почувствовал жар и озноб. Только 5 ноября император возвращается обратно к жене в Таганрог. «Я чувствую маленькую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли. Я более чем когда-либо уверен, что, избрав Таганрог местопребыванием для моей жены, мы поступили в высшей степени благоразумно», — говорил Александр Елизавете Алексеевне и врачам. Однако в ту же ночь ему стало хуже.

Лейб-медик Яков Виллие записал в своём дневнике о здоровье его величества так: «Ночь провёл дурно. Отказ принимать лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий». На следующий день лейб-медик измерял пульс, смотрел язык, после чего диагностировал лихорадку — уникальный диагноз, подразумевающий, по нынешним медицинским знаниям, несколько десятков самых серьёзных недугов. Виллие пишет: «Эта лихорадка, очевидно, это гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени…». Александра с трудом уговаривали принимать слабительные пилюли. Весь следующий день Александр был весел и любезен с окружающими.

Но уже утром 8 ноября последовал новый приступ. Елизавета Алексеевна была близка к панике. В письме к матери чувствуется полная обречённость перед новым ударом судьбы: «Где же убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему и можешь насладиться им, является неожиданное испытание, лишающее возможности воспользоваться тем добром, которое окружает нас. Это не ропот — Бог читает в моем сердце, — это лишь наблюдение, тысячу раз сделанное и теперь в тысячный раз подтверждаемое событиями».

Несколько дней император отказываясь от всех лекарств. «Когда я ему говорил о кровопускании и слабительном, он приходил в бешенство и не удостаивает говорить со мною», — писал в дневнике Виллие. Иногда казалось, что он действительно справлялся с недугом. 11 ноября Елизавета Алексеевна записала: «Около пяти часов я послала за Виллие и спросила его, как обстоит дело. Виллие был весел, он сказал мне, что у него жар, но что я должна войти, что он не в таком состоянии, как накануне». Однако уже 13 ноября у Александра появилась резкая сонливость и заторможенность. На следующий день он попробовал встать, но силы оставили его, и царь потерял сознание. Придя в себя, государь высказал последнее желание: «Я хочу исповедоваться и приобщиться Святых Тайн. Прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина. Извольте начинать, я готов приступить к Святому Таинству». После принятия таинства сказал, обращаясь к Елизавете Алексеевне: «Я никогда не испытывал большего наслаждения и очень благодарен вам за него».

Елизавета, стоя на коленях, вместе с священнослужителями умоляли его не отказываться от лечения, сказав, что такое пренебрежение своим здоровьем равносильно самоубийству. И только тогда императорразрешил врачам приступить к лечению: «Теперь, господа, ваше дело; употребите ваши средства, какие вы находите для меня нужными». Врачи прибегли к популярному в то время средству лечения лихорадки: за уши поставили 35 пиявок, которые оттянули немало крови, но облегчения страданий не принесли. 18 ноября Виллие пишет: «Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и князя Волконского и Дибича, которые находились — первый у себя, а последний у камердинеров». Всю ночь у больного был сильнейший жар. Елизавета Алексеевна не отходила от постели умирающего, держа его за руки. Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония. Дыхание стало тяжелее.

Портрет Елизаветы Алексеевны в трауре рядом с бюстом супруга. Худ. П. Басин (1831)

В три четверти одиннадцатого император Александр I умер. Ему было 47 лет. Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась сквозь слезы. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза.

Елизавета Алексеевна в тот вечер пишет в письме своей матери Амалии Баденской: «О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна…». Но более трогательным является второе письмо, которое было адресовано вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери своего покойного мужа: «Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!».

Спустя сутки, 21 ноября, состоялось вскрытие тела покойного государя. В заключении врачей говорилось о том, что император «был одержим острою болезнью, коею первоначально была поражена печень и прочие, к отделению желчи служащие, органы. Болезнь сия в продолжении своем перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга и была, наконец, причиною самой смерти его императорского величества». С позиций современной медицины можно предположить, что причиной смерти императора Александра I стала острая геморрагическая лихорадка, встречающаяся в Крыму и при отсутствии должного лечения — как и было в случае с императором — дающая самые тяжелые последствия.

После смерти мужа Елизавета Алексеевна задержалась в Таганроге ещё почти на полгода — ей сильно нездоровилось. Тело Александра тоже не было перевезено из-за династического замешательства в стране, связанного с отказом великого князя Константина Павловича от трона, и передачей прав престолонаследия младшему брату — великому князю Николаю Павловичу. Это в свою очередь повлекло восстание гвардейских частей в Петербурге (восстание декабристов 14 декабря 1825 года). И лишь в конце апреля Елизавета Алексеевна решила собираться в Петербург. Навстречу ей выехала мать Александра — Мария Федоровна, которая, доехав до Калуги, остановилась там в ожидании своей больной невестки. А Елизавете Алексеевне было все хуже и хуже. В Белеве, в 90 верстах от Калуги, она почувствовала себя совсем плохо. Попросила было позвать доктора, но узнав, что он спит, приказала не будить его.

Смерть Дом купцов Дорофеевых в Белёве, в котором скончалась Елизавета Алексеевна.

Елизавета Алексеевна умерла 4 мая 1826 года около четырёх часов утра.

Завещания она не оставила. На вопрос о его составлении Елизавета Алексеевна ответила: «Я не привезла с собою в Россию ничего, и потому ничем распоряжаться не могу». Перед поездкой в Петербургона лишь просила в случае её кончины передать свои личные дневники Николаю Карамзину, бывшему для неё очень близким другом.

Из Белева тело Елизаветы Алексеевны направили в Петербург через Торжок, Вышний Волочёк, Тосно и Чудово. Без остановки в Царском Селе прямо к Чесменскому дворцу траурный поезд подошёл 13 мая. На погребение Императрицы Елизаветы Алексеевны выделили из государственной казны скромную сумму — всего лишь 100000 рублей с тем расчётом, что на оформление пойдут в основном материалы, оставшиеся от погребения Александра I. 14 июня Петербург наблюдал торжественное шествие печального кортежа Елизаветы Алексеевны от Чесменского дворца к Петропавловскому собору. Сопровождавший процессию А. Д. Соломко вспоминал: «При въезде печальной колесницы многие в народе плакали. Этот день вначале был освещён лучами солнца, но когда шествие печальное двинулось, то облака сгустились и даже дождик начал кропить землю. Должно припомнить, что в день въезда тела в Бозе почившего Государя Александра I шёл снег и погода была пасмурна. Природа принимает участие во всеобщей горести».

Погребена 21 июня 1826 года в Петропавловском соборе в Петербурге рядом со своим супругом императором Александром, пережив его меньше, чем на полгода.

«Тайна» смерти Елизаветы Алексеевны

Внезапные смерти Александра I и его супруги Елизаветы Алексеевны, последовавшие одна за другой, вдали от столицы, естественно не могли не показаться странными. Императора стали отождествлять с сибирским старцем Фёдором Кузьмичом. Версий же смерти Елизаветы Алексеевны существует три:

Офорт на смерть Елизаветы Алексеевны. Надпись на офорте: «Принятие на небо Ея Величества Императрицы Елисаветы Августейшим Ея Супругом».

• Официальная. Императрица умерла в Белеве естественной смертью от сочетания ряда хронических болезненных процессов, ускорившихся смертью мужа.
• Вторая и самая популярная версия — эта та, что на самом деле Елизавета Алексеевна не погибла, а вслед за мужем решила «отказаться от мирской жизни», став затворницей Верой Молчальницей.
• И последняя версия, поддержанная рядом советских писателей, убийства. Якобы императрица была убита (в разных источниках то утоплена, то отравлена) в Белеве, так как Николай I и его мать Мария Федоровна считали её сильной соперницей и претенденткой на трон, ибо пользовалась популярностью в тайных движениях.

В последние годы споры о кончине императрицы обостряются. В архивах одного из ныне царствующих королевских домов Европы была обнаружена копия письма к великому князю Константину Павловичу с просьбой подробнее разъяснить, о каком человеке в чёрном, вышедшем из покоев Елизаветы Алексеевны в ночь её смерти, писал великий князь адресату. Известно также, что в утро кончины императрицы в Белёв приехала Мария Фёдоровна, уже одетая в траурное платье. Первым делом она приказала оставить её наедине с покойницей, сняла с трупа все фамильные драгоценности, забрала письма и записи и срочно выехала в Санкт-Петербург. 

Вера Молчальница

Вскоре после смерти августейшей четы появились легенды о Фёдоре Кузьмиче, которым якобы стал Александр Павлович.

Общий вид Белева с противоположного берега реки Оки

Елизавету Алексеевну же стали отождествлять с Верой Молчальницей. В легенде говорилось о том, что проезжая Белёв, императрица посетовала на здоровье и пожелала остановиться в доме купца Дорофеева. Войдя в зал, Елизавета Алексеевна, закрыв глаза руками, пожаловалась на очень яркий свет и попросила его уменьшить, после чего бросившиеся выполнять приказания слуги потушили большинство свечей, оставив гореть лишь две. Затем вдовствующая императрица Елизавета пожелала, сославшись на сильную усталость, уединиться. Хозяева удалились спать в другую часть дома, но вскоре их разбудили, сообщив о кончине императрицы. Хозяйка, приблизившись к телу покойной, чтобы поцеловать руку, якобы поняла, что перед ней находится совершенно другая женщина, по некоторым сведениям лежащая перед ней женщина отличалась цветом волос. 

Протоиерей Покровский сообщает, что ночью в дом помещицы был приглашён священник из Белёвского духовного училища, который исповедал и причастил какую-то закутанную женщину. После того как гроб с телом Елизаветы Алексеевны, запаянный в Белёве по указанию императора Николая I, увезли, в доме местного священника появилась некая странница. Её отличали хорошие манеры и высокая образованность, на вопрос хозяев о её происхождении ею был дан ответ: «Кто я такая, я сказать не могу, а что я странствую, на это Божия воля». После этого в городе появился слух, что эта странница и есть императрица Елизавета Алексеевна.

Аргументы «за»

Аргументы «против»

Некоторые сторонники легенды ссылаются на то, что Елизавета Алексеевна в последние месяцы пребывания царской четы в Таганроге «неожиданно стала поправляться», что плохо согласуется с диагнозом тяжёлого сердечного недуга, которым она страдала. В публикации К. Цеханской, датированной 1999 годом, приводится фотография Веры Молчальницыв гробу. Даже с учётом разницы возраста усопшей и Елизаветы Алексеевны на прижизненных изображениях 1820-х годов судебно-медицинскому эксперту ясна разница антропологических характеристик этих женщин.

О возможной «мнимой» смерти Елизаветы также свидетельствует выдержка из письма императрицы к матери: «Пока он здесь останется, и я здесь останусь: а когда он отправится, отправлюсь и я, если это найдут возможным. Я последую за ним, пока буду в состоянии следовать». Не стоит забывать о том, что Елизавета Алексеевна пережила потерю мужа, с которым в последнее время была очень близка. Это могло серьезно подорвать здоровье императрицы, даже после успешной лечебной поездки и привести к летальному исходу. После смерти Александра Елизавета Алексеевна была в состоянии отдавать распоряжения и ездить на панихиды, что свидетельствует, по предположению сторонников легенды, о не столь плачевном состоянии здоровья вдовствующей императрицы, о коем доносил Логвинов.Мало возможно и то, что десятки архиереев и иереев Русской Православной Церкви, в том числе духовник государыни о. Алексий Федотов, нарушив принесённые обеты при рукоположениях, служили панихиды об упокоении души рабы Божией Елизаветы над телом другой умершей на всём пути от Белёва до Петербурга. В помяннике графини Орловой-Чесменской, принявшей самое непосредственное участие в судьбе Веры Молчальницы, отсутствуют имена императора Александра I и его жены, что представляется косвенным свидетельством того, что графиня была посвящена в тайну их исчезновения. Тело государыни было выставлено на прощание в Петропавловском соборе до 22 июня. При этом нет не единой документально подтверждённой записи о том, что на смертном одре Елизавета выглядела иначе, нежели при жизни.

Также в доказательство того, что Вера и есть Елизавета Алексеевна, сторонники легенды приводят некоторые выдержки из слов затворницы, сказанной ею в разное время. Так, например, в Валдайской тюрьме ею было сказано следующее: «Если судить по небесному, то я — прах земли, а если по земному, то я — выше тебя» . А в первый год пребывания в монастыре во время приступа горячки: «Я прах, земля; но родители мои были так богаты, что я горстью выносила золото для раздачи бедным; крещена я на Белых Берегах»; «Вы думаете меня зовут Верой? Нет, я не Вера, а Лиза». Но здесь же можно и сказать, что родители императрицы не были богаты и «горстью выносить золото для раздачи бедным» Луиза-Августа не могла. Так же сторонники легенды обращают внимание на сохранившиеся после неё выписки из Священного Писания, в которых в большом количестве присутствуют монограммы с буквами А, П и Е в различных сочетаниях (например, АП, ЕА), что некоторые исследователи считают монограммами императора Александра Павловича и его жены Елизаветы. Монограммы всегда старательно написаны, а нередко рядом с буквами АП содержится приписка «Царь (Отец) и Бог мой еси ты».

Криптографическая записка Веры Молчальницы с монограммами.

По некоторым сведениям, в канцелярских книгах Елизаветы Алексеевны, были найдены записи, предписывавшие после её смерти отправить некоторые вещи из её гардероба в один из новгородских монастырей. Некоторые записи Веры Молчальницы говорят о её нерусском происхождении, а если вспомнить, то Елизавета Алексеевна урождённая Луиза-Мария-Августа Баденская по происхождению чистокровная немка. Или хотя бы о том, что затворница обладала знанием нескольких языков, что говорит о её благородном происхождении (об этом также говорит её знание живописи и высокой образованности). Также существует легенда, что Николай I посещал Веру Молчальницу в одном из монастырей. Их разговор осуществлялся за закрытой дверью и затворница на вопросы императора отвечала на листке бумаги. Потом этот листок, якобы был сожжен Николаем в огне лампады.

Другие версии

Слух о том, что Елизавета Алексеевна якобы была убита наёмными убийцами, подосланными Николаем Павловичем и Марией Федоровной, пронеся по Петербургу сразу же после её смерти вдали от столицы. Этот «слух» по Петербургу вероятнее всего был пущен её фрейлиной Варварой Михайловной Волконской — «старой девой с большими странностями».

Монумент во дворе дома купца Дорофеева, ставшим якобы местом смерти Елизаветы Алексеевны, над захоронением внутренних органов императрицы, изъятых при бальзамировании.

Варвара Михайловна, якобы страдавшая бессонницей в день смерти императрицы, на заре, увидела, как двое неизвестных вынесли тело Елизаветы из спальни. Встав с постели и прокравшись за ними, фрейлина смогла наблюдать следующие действа: тело было брошено в пруд. Волконская разбудила слуг, труп подняли со дна. Вернуть к жизни Елизавету Алексеевну не удалось. Никаких подтверждений или опровержений эта сплетня не имела. Однако исследовательница Л. Васильева, пытаясь найти ему доказательства, утверждала, что императрица Елизавета якобы представляла опасность для Николая и его матери своими «левыми взглядами» (в её окружении среди прочих были сторонники декабристского движения, например императрица хорошо общалась с Федором Глинкой), и потому от неё поспешили избавиться. Дополнительные тому подтверждения она видела в том, что Николай и его мать поспешили уничтожить дневник и другие личные бумаги умершей; также ей показалась подозрительной слишком «поспешная поездка» Марии Фёдоровны навстречу невестке. 

По другой версии, Елизавета на сорок седьмом году жизни была беременна, что, в принципе, вполне возможно. Якобы именно поэтому Елизавета, боясь за жизнь ребёнка, не поехала сопровождать до конца гроб супруга до Петербурга. К тому же, странным является и то, что Мария Федоровна, не любившая долгие путешествия, да ещё и без большого окружения, так резко отправилась на встречу своей невестке. Сторонники этой версии утверждают, что августейшая свекровь, должна была убедиться, что ничто не мешает её сыну Николаю вступить на престол. Дополнительно утверждается, что императрица была «тайно захоронена в Белёве», где старожилы долгое время ещё показывали любопытствующим её могилу.[23] В данном утверждении заложена явная ошибка: в саду купца Дорофеева находился склеп, в котором были захоронены извлечённые из тела императрицы во время вскрытия и бальзамирования внутренние органы.[13][19][22] Против данной версии свидетельствует также то, что доверенные лица императрицы при новом царствовании отнюдь не подверглись опале, так, например, её личный секретарь Н. М. Логвинов стал действительным тайным советником, сенатором, которому поручались многочисленные ответственные поручения, в том числе и за границей.

Посмертное молчание о личной жизни

Захоронения Елизаветы Алексеевны и Александра I в Петропавловском соборе

Ни для кого в царствующей семье не было секретом, что Елизавета Алексеевна с самого приезда в Россию вела личные дневники, описывая в них не только свои личные переживания, но и важнейшие исторические события. Некоторые из приближенных императрицы были в курсе, так близкому другу, Николаю Карамзину, государыня читала их вслух. Об этой подробности он сам сообщил перед своей смертью. Елизавета Алексеевна завещала свои дневники именно Николаю Михайловичу, однако через две недели после смерти императрицы умер и писатель, простудившись на Сенатской площади. Поэтому желание покойной императрицы выполнено не было. 4 мая1826 года через несколько часов после смерти Елизаветы в Белевприбыла вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она, сняв с императрицы все семейные драгоценности и забрав бумаги покойной, поспешно уехала обратно в Петербург.

Судьба дневников Елизаветы известна: один был сожжен Варварой Головиной, другие вместе с письмами возлюбленного покойной императрицы, кавалергарда Алексея Охотникова, уничтожили Мария Федоровна и Николай Павлович. Императорская семья посчитала их очень компрометирующими, однако под впечатлением от прочтения этих записей жена Николая I, Александра Федоровна, записала в своём дневнике: «Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет её ma petite femme („моя женушка“), mon amie, ma femme, mon Dieu, ma Elise, je t’adore („мой друг, моя жена, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя“) и т. д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2-3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи её маленькой Элизы (вторая дочь Елизаветы Алексеевны) — вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребёнка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность — и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом».

Великий князь и историк Николай Михайлович в начале XX века написал широко известный сегодня очерк о Елизавете Алексеевне. Николай II, прочитав его, попросил вырезать главу, повествующую о трагичном романе императрицы с кавалергардом Охотниковым. Будучи любящим мужем и счастливым семьянином, Николай Александрович сослался на то, что эта глава может очернить светлый образ Елизаветы Алексеевны. Но текст запретной главы сохранился.

Относительно недавно историки Е. Лямина и О. Эдельман, изучая в Государственном архиве РФ фонд Елизаветы Алексеевны, обнаружили два фрагмента дневника императрицы, один — с февраля по август 1803 года, другой — с декабря 1803 по февраль 1804 года. Писала Елизавета Алексеевна в основном по-французски, с вкраплениями русских и немецких слов.

Личность

Общественная деятельность

Отказавшись, как того требует христианская добродетель, от внешних почестей и блеска, императрица Елизавета Алексеевна уделяла много времени и внимания делам благотворительности, в чём находила искреннюю радость и утешение. Взяв под своё покровительство сиротский приют и несколько школ в Петербурге, особое внимание она уделяла Царскосельскому лицею. Под её покровительством и при деятельном её участии возникло женское патриотическое общество.

После первых войн с Францией, особенно же с наступлением грозы 1812 года, Елизавета Алексеевна совершенно отказалась от внешних почестей и блеска, посвящая досуги свои делам благотворительности. С 1812 года она, несмотря на настояния своего супруга, отказывалась брать миллион, который получают императрицы, и довольствовалась 200 тысячами; но и из этих денег она на туалет и для себя собственно оставляла только 15000 рублей в год, всё же остальное употребляла на пособия нуждающимся. Фрейлина Софья Александровна Саблукова вспоминала: «Государыня отличалась замечательной самоотверженностью. Все 25 лет император уговаривал её брать деньги, но она всегда отвечала, что Россия имеет много других расходов, и брала на туалет, приличный её сану, всего 15 тысяч в год. Все остальное издерживалось ею исключительно на дела благотворительности в России и на учреждение воспитательных заведений, как-то: Дома трудолюбия (Санкт-Петербургский Елизаветинский институт), Патриотического института, основанного для сирот воинов, убитых в Отечественную кампанию 1812 года.» При этом свои действия Елизавета старалась не афишировать и делать все в тайне.

Награды

По прибытии в Россию Луизы-Августы и Фредерики-Доротеи императрица Екатерина распорядилась пожаловать им обеим по Ордену Святой Великомученицы Екатерины I степени. Екатерина Алексеевна сама возложила на баденских принцесс ордена 24 ноября (7 декабря) 1792 года.

15 сентября 1801 года была награждёна орденом Св. Андрея Первозванного.

Интересные факты

«Амур и Псишея»

Амуру вздумалось Псишею,
Резвяся, поимать,
Опутаться цветами с нею
И узел завязать.
Прекрасна пленница краснеет
И рвется от него,
А он как будто бы робеет
От случая сего.
Она зовет своих подружек,
Чтоб узел развязать,
И он — своих крылатых служек,
Чтоб помочь им подать.
Приятность, младость к ним стремятся
И им служить хотят;
Но узники не суетятся,
Как вкопаны стоят.

Гавриил Романович Державин

• Памятник императрице Елизавете Алексеевне был возведен в городе Баден-Баден в Германии за счет АКБ "Банк на Красных Воротах" по инициативе Тургеневского общества в 2008 году,автор скульптуры Салават Щербаков «вложил» в левую руку Елизаветы Алексеевны раскрытый томик стихов с подписью А. Пушкина.На раскрытой бронзовой странице начертана пушкинская строка: «Я, вдохновенный Аполлоном, Елизавету втайне пел».
• Во время обручения великого князя Александра Павловича и великой княгини Елизаветы Алексеевны кольца молодым надевала сама Екатерина II.
• Стихотворение Гавриила Романовича Державина «Амур и Псишея» посвящёно бракосочетанию великого князя Александра Павловича и великой княгини Елизаветы Алексеевны.
• Существует версия, что знаменитая фортепианная пьеса-багатель Людвига ван Бетховена «К Элизе» посвящена именно Елизавете Алексеевне.
• Императрица Мария Александровна,внучатая племянница Елизаветы долгие годы собирала все документы, написанные Елизаветой Алексеевной или как-то связанные с ее жизнью.
• Елизавета Алексеевна считала жизнь при екатерининском дворе лучшею порою в своей жизни. Это подтверждается в одном из писем императрицы к матери: «Признаюсь. Я всегда люблю возвращаться к царствованию императрицы Екатерины, и хотя застала его всего четыре года, будучи в том возрасте, когда мало размышляют, эта эпоха осталась для меня образцом, формой, которая невольно служила для меня мерилом. Было у неё много слабостей, были, вероятно, недостатки, но никто не постиг, как она, искусства царствовать».
• Есть версия, что знаменитая царскосельская статуя Девушка с кувшином изображает именно императрицу. [2][3]
• За все время пребывания в России Елизавета Алексеевна написала матери свыше пятнадцати тысяч писем.
• В ЦГИА хранится фонд канцелярии императрицы Елизаветы Алексеевны в 51 единицу хранения. В основном это письма с просьбами о помощи пострадавшим во время Отечественной войны 1812 года и наводнения 1824 года в Санкт-Петербурге.
• как гласит легенда, Пушкин видел императрицу не только в коридорах и на торжественных мероприятиях в Царском селе. По приданию, Елизавета будто очень любила купаться обнажённой тёплыми летними вечерами в Царскосельских прудах вместе со своими фрейлинами, а воспитанники лицея не раз сбегали из дворца прогуляться по саду, и во время такого очередного побега Пушкин и увидел прекрасную императрицу, которая покорила его сердце.
• В работе Софии Привалихиной жизнь императрицы освещена всесторонне, прослежена едва ли не день за днем, по газетам, архивным документам, камер-фурьерским книгам 180 - 230-летней давности. София Привалихина вступает в спор с главным биографом императрицы Елизаветы царственным историком великим князем Николаем Михайловичем, издавшем в 1'08 - 1'0' годах трехтомный труд "Императрица Елизавета Алексеевна, супруга Императора Александра I". Под пером царственного историка Елизавета предстает страдалицей, угнетаемой свекровью, матерью-императрицей Марией Федоровной, оставленной всеми, замкнувшейся в собственном мирке в кругу нескольких подруг-фрейлин, далекой от политики и реальной жизни, ни на что не влияющей, ни во что не вникающей, кающейся за свою короткую грешную любовь к кавалергарду Охотникову, навеки душевно сломленной после того, как кавалергард был смертельно ранен и умер в январе 1807 года, терпеливо переносящей измены мужа-императора с фавориткой Марией Нарышкиной. Образ императрицы, еще при жизни чуть ли не всеми оставленной и забытой и в России, и у себя на родине, в великом герцогстве Баденском (Германия)... Совершенно другой предстает императрица у молодого историка Софии Привалихиной. Автор исследования воссоздает, что редкость в исторической науке, зрительный образ императрицы. Это притягательный образ чрезвычайно живой, подвижной красавицы-блондинки с пшеничными локонами, спадающими на ослепительно белые плечи, с большими голубыми глазами, взглядом, проникающим прямо в душу; с легкой скользящей походкой, говорящей голосом увлекающим, чарующим, обдающим жаром чувствований и чувств, скоро и одинаково хорошо на четырех языках, но предпочитающей французский и русский, спортивной, смолоду, с самого приезда в Петербург и неизменно до конца дней увлеченной верховой ездой и купанием в Неве и Финском заливе, умницы, блестяще образованной, начитанной и музыкальной. На долю ни одной из них не выпало столько славы, сколько выпало Елизавете. [4]

Елизавета Алексеевна в искусстве и литературе

Изобразительное искусство

• Памятник Елизавете Алексеевне в Баден-Бадене (Германия). Автор - Салават Щербаков. Открыт 27 мая 2008 года.
• По мнению некоторых искусствоведов, императрица послужила моделью П. П. Соколову для фонтана «Девушка с кувшином» (1816) в Екатерининском парке Царского Села.

Литература

• А.С. Пушкин «Ответ на вызов написать стихи в честь ее императорского величества государыни императрицы Елизаветы Алексеевны» (1819).
• Логунова М.О. Императрица Елизавета Алексеевна – вдова императора Александра I // Частное и общественное: гендерный аспект : материалы Четвёртой научной конференции Российской ассоциации исследователей женской истории и Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН 20-22 октября 2011, Ярославль : сб. науч. статей : в 2 т. Т. 1 // Ярославский Гос. пед. университет им. К.Д. Ушинского. – М., 2011. – С. 508-512.
• Логунова М.О. Вдовствующая императрица Елизавета Алексеевна // История Петербурга. - 2012. - № 1 (65). – С. 21-29.

• Сергей Глинка «Чувствования московского жителя по случаю горестного известия о кончине государыни императрицы Елисаветы Алексеевны»
• Нина Молева «От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома»
• Николай Данилевский «Дух венценосных супругов, в бозе почивающих императора Александра I и императрицы Елисаветы»
• Елизавета Аладьина «Воспоминания институтки»
• София Привалихина «Русская судьба немецкой принцессы. Императрица Елизавета Алексеевна»
• Л. А. Краваль. «Царевич жив!»[5]
• Викторова К. Пушкин и императрица.Тайная любовь
• Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицыЕлизаветы Алексеевны. 1792-1826.
• Д. И. Исмаил-Заде «Императрица Елисавета Алексеевна. Единственный роман Императрицы»
• И. Громова «В тени царственных мужей»
• Г. А. Воробьева «Эльвина»
• Ирина Чижова «Героини романтиков»
• Ирина Чижова «Десять императриц»
• Инна Соболева «Принцессы немецкие — судьбы русские»
• Лариса Васильева «Жена и Муза: Тайна Александра Пушкина»
• Лариса Васильева «Жены русской короны»
• Альбина Данилова «Судьбы закон печальный. Жены сыновей Павла I»
• Николай Фирсов «Император Александр I и его душевная драма»
• Елена Арсеньева «Любовь у подножия трона. Чёрная шкатулка (императрица Елизавета Алексеевна — Алексей Охотников)»
• Елена Арсеньева «Тайный грех императрицы»
• Вольдемар Балязин «Тайны дома Романовых», «Тайная жизнь Александра I»
• Елена Арсеньева «Браки совершаются на небесах. Тихая тень (Елизавета Алексеевна и Александр I)»

Кинематограф

• 1999 год. Фильм «Незримый путешественник» в роли Елизаветы Алексеевны Алла Демидова
• 2001 год. Документальный сериал «Российская империя. Проект Леонида Парфенова». Фильмы седьмой и восьмой «Александр I»
• 2002 год. Документальный сериал «Век кавалергардов». Фильм четвёртый «Единственный роман императрицы»
• 2003 год. Фильм «Бедный, бедный Павел». В роли Елизаветы Алексеевны Анна Молчанова
• 2003 год Фильм "Северный сфинкс".В роли Елизаветы Алексеевны Ольга Пашкова
• 2004 год. Документальный сериал «Дворцовые тайны». Фильм седьмой «Последняя любовь Елизаветы»
• 2005 год. Сериал «Адъютанты любви». В роли Елизаветы Алексеевны Кристина Кузьмина
• 2007 год. Документальный фильм «Императрица Елизавета — Вера Молчальница»
• 2007 год. Телевизионная программа «Непростая история» с Сергеем Мироненко. Фильм второй «Дневник Елизаветы», фильм четвёртый «Легенда о старце Федоре Кузьмиче»
• 2008 год. Сериал «Тайные знаки. Императрица Елизавета. Секреты любовного гипноза»
• 2008 год. Документальный сериал «Принцессы немецкие — судьбы русские». Фильм второй
• 2008 год. Документальный сериал «Царская муза». Фильм четвёртый «Александр I»
• 2009—2010 года. Телевизионная программа «Легенды Царского Села»
• 2013 год. Документальный сериал «Романовы», фильм шестой. В роли Елизаветы Алексеевны Анастасия Кормилицына.